«Я думал от нее избавиться». Как оправдывался судья, уволенный за секс-видео

В интернет попала видеозапись с камер видеонаблюдения, на которой Макаров в компании голой женщины вошел в магазин и снимал свою спутницу на видео. После публикации записи с камер видеонаблюдения Макаров добровольно сложил полномочия председателя Октябрьского районного суда Ставрополя. Сам он считает этот инцидент провокацией.

Но совет не стал разбираться в ситуации подробно. Лишить Макарова статуса судьи решили только за то, что он «появился в общественном месте в компании с обнаженной женщиной».

На заседании Совета Макаров рассказал свою версию событий. NewsTracker приводит выдержки из выступления бывшего судьи.

«Думал, запись затрется»

Она просила воды, ей нужна была вода. Я опасался, что она в состоянии интоксикации, может, ей плохо. А так, выпила воды, прочистила желудок.

Я рассчитывал сам приобрести воду. Хотел купить баллон воды и уехать, пока она сидела бы в машине. И в тот момент она сказала, что сама возьмет воду. Вот тогда только я понял, что девушка — странная особа, мягко выражаясь.

Я оказался заложником вот такой нестандартной ситуации. Что я мог в этот момент предпринять? [В магазине] все были совершенно безразличны, как будто она была одета. На нее никто не обращал внимания. Реакция тех людей, которые там находились, была безразличная — как будто у них происходит такое по 2-3 раза на неделю. Я подумал — затрутся записи с камер. У них штук 8 камер. Понятно, что установлен срок хранения [записей]. Оказалось, что это месяц, хотя я предполагал, что максимум неделя и новая запись замещает старую.

Она рассчиталась, ушла и снова прыгнула ко мне в машину. Ну что мне было делать? Везти ее? Или вообще не заезжать на заправку?

Когда я ехал на машине ночью, я нарушал судебную этику? Наверное, нет. Когда я остановился, спасая голую женщину, стоящую на дороге, мне нужно было проехать? Мы же юристы все, и, наверно, практику читали. Бывают ситуации, когда женщин, будем так говорить, с пониженной социальной ответственностью и выкидывают из машин в таком виде, и бывает даже сжигают, есть такие публикации и рассказы. Проехать в силу своих морально-этических качеств [не мог]. Меня воспитали галантным по отношению к женщинам. Мать моя она имела сильное воздействие на меня. Она мне говорила: «Юра, неужели ты когда-нибудь в своей жизни поднимешь руку на женщину?» Вот в этом все.

Я ее видел впервые. Больше того, у комиссии была возможность это проверить. Они вместе со своими заявлениями оставили свои телефоны. Ну пробейте по билингу! Я с ней в жизни никогда не виделся и не общался.

Почему не вызвал скорую?

Я оценивал такую возможность. В месте, где мы находились, до ближайшего РОВД расстояние было около 30 километров, но потом намекнули, подсказали (я как-то об этом не подумал), что можно было ее в аэропорт привезти в милицию.

Если бы даже я сразу принял решение везти ее, не заезжая на заправку, то там трасса разделена бордюром — на средней разделяющей полосе, и он заканчивается от заправки «Газпром» в сторону Ставрополя где-то на расстоянии 11 километров. То есть мне нужно было проехать 11 километров туда, 11 километров назад и еще где-то километров 8-9 до самого ближайшего РОВД.

Мне нужна вода, чтобы ей оказать помощь, вдруг у неё там желудок или что прихватит? Выкидывать, чтобы она погибала на дороге, или привозить труп. Я утрирую, конечно. То есть я должен был зайти на заправку, я должен был купить воды.

Наверное, как-то можно было по-другому поступить. Мне представлялось целесообразнее оставить ее на заправке. Там во всяком случае тепло. Есть у нее телефон — пускай она звонит родственникам. Чтобы приехали, привезли ей одежду.

Зачем снимал на телефон?

Я опасался еще большей провокации, еще более тяжких последствий, если бы она начала меня обвинять в насилии, в грубости. Поэтому я снимал ее на телефон. Она сказала: «Уберите [свой] телефон. Мне ничего от вас не нужно. Снимите [на мой телефон], как я возьму воду, и все». И я взялся за ее телефон как за соломинку в отсутствии спасательного круга.

Да, телефон в ее собственности. Но, если бы она предъявила мне претензии по поводу домогательств или насилия, то видео было бы моим алиби.

Почему не попросил помощи на заправке?

Поначалу я думал, что это может быть провокационная ситуация, что эта девушка, может быть, с кем-то по согласованию…

Когда она сказала, что сама зайдет в магазин, я предполагал, что тут уже провокационная ситуация, она дальше может развиваться непредсказуемо. Если я начну её удерживать — это применение насилия, она покажет синяки. Вы знаете, каково оправдываться мужчине, когда женщина обвиняет его в насилии. Чаще верят женщине.

А если кто-то из лиц там присутствует, которые с ней в сговоре? А я тут начну принимать силовые методы воздействия. Поэтому я старался деликатно, спокойно с ней обращаться. Ну что, скручивать ее? А вдруг она сейчас бросится на пол, будет биться и скажет, что я ее заставил? Если вы просмотрите ролик, поначалу я ее выпроваживал, говорил: «Не надо никуда ходить в таком виде. Потом я подумал, что лучше, наверное, от неё избавиться. Вы видели этот ролик, наверно не по одному разу просматривали, видели, насколько растерянными были мои невербальные жесты. Я зашел, затылок почесал, я отстранялся, отступал на шаг-полтора. Я был в растерянности. Я искал, как поступить, чтобы сохранить достоинство.

Почему не сообщил руководству?

Это самое главное, в чем я себя корю и в чем виню. Я не нарушал закон. О чем докладывать? Надо было, конечно, написать рапорт или что-нибудь такое. В конце концов, надо было принять превентивные меры, чтобы этот ролик не оказался в сети.

В моих действиях противоправного и незаконного ничего нет. Я же не могу отвечать за действия других лиц, которые, кстати, совершили уголовно-наказуемое преступление по статье 137 часть 2 или часть 1 (незаконное распространение сведений о частной жизни).

Какие сделал выводы?

Конечно, в этой ситуации можно было поступить по-другому, но об этом легко рассуждать, сидя в кабинете. А там события разворачивались очень быстро, и непредсказуемость действий самой вот этой фигурантки, девушки обнаженной, сыграли свою роль.

Повторись такое снова, я бы выбрал, конечно, другую тактику поведения. Но в тот момент, наверное, сказалась усталость, растерянность и разрыв шаблона. Ну, не сумел я достойно выйти из ситуации, но у меня не было умысла, чтобы уронить авторитет судьи.

Я не считаю, что нарушил морально-этические нормы поведения, просто ситуация так сложилась. Этот ажиотаж в сети довлеет над всеми вами, надо мной.

Прошу учесть, что за 31 год своей служебной деятельности в качестве судьи я не допускал ничего предосудительного. Больше того, вы можете поднять мое личное дело — в нем нет ни одного особого постановления президиума или частного определения.

Если уж здесь стоит вопрос, чтобы меня подвергнуть наказанию, то есть палитра других наказаний, помимо лишения полномочий, лишения статуса судьи. В конце концов, я сам себя наказал за эту ситуацию, подав в отставку.

Мое заявление об отставке было продиктовано тем, чтобы не будоражить общественное мнение, чтобы сделать паузу и досконально разобраться в произошедшем. Я никаких действий не предпринимал, абстрагировавшись от этой ситуации, рассчитывая на объективное решение комиссии по судебной этике.