«Было страшно, что девочек придут и убьют»: херсонская семья о побеге на Ставрополье

Ставрополь встречал семью Семеновых мартовской грозой. Три сестры 14, 11 и 9 лет в ту ночь снова вскочили с кроватей, и их мать Наталья еще долго уверяла трясущихся от озноба дочек, что все хорошо. Это просто дождь. Просто гром. И они уже не на Украине, что осознать совсем непросто, как и понять, когда же все пошло наперекосяк между братскими народами.

Хеликоптер вместо гвынтокрыла

«В Херсоне люди всегда на русском говорили. Я помню, как после развала СССР люди голосовали за независимую Украину, но в составе СНГ и с гарантией, что нас не будут ущемлять в языке. И до 2014 года так и было. А потом вдруг пошли разговоры о запрете русского языка в школах, что 9 мая и 23 февраля не такие уж и праздники. Но все это было на уровне законопроектов, которые не всегда реализуются в законы. Вот и мы воспринимали подобные инициативы как хайп со стороны политиков, попытку эпатажа, не более», — вспоминает наша собеседница.

По ее словам, «все изменилось и понеслось после пожара в одесском Доме профсоюзов». Тогда украинские националисты заживо сожгли полсотни людей, выступавших против государственного переворота в своей стране. Но тот состоялся, привнеся очередной виток украинизации параллельно с агрессивной антироссийской политикой. Причем зашел такой подход и в школы, где больше не было привычных российских учебников.

«Открываешь математику или физику, а там вся терминология на украинском. Ребенок же привык мыслить по-русски, говорить на русском, и просто не понимает, о чем его спрашивают. У нас же вдруг столько самоидентичных определений появилось с уклоном на европеизацию. Вертолет всегда „гвынтокрылом“ был, и вдруг „хеликоптером“ стал», — с иронией отзывается Наталья об изменениях.

Но если чего и добавили те школьные нововведения, так это не патриотизма детям, а головной боли родителям.

«Мы со старшими дочками сначала с помощью словарей переводили задание на русский, решали на нем все в черновике, а потом на украинском переписывали в чистовик. Но когда в школу пошла и младшая, я всерьез заговорила о переезде в Россию. Чувствовала, что добром это не кончится, когда повсеместно со школьников и взрослых начали спрашивать третий куплет украинского гимна, записывать в журнал и делать замечания, если кто-то на перемене говорил на русском», — рассказывает Наталья.

Пока девчонки, подхихикивая, тихо добавляют, что очередной мамин «вселенский переезд» был как раз в прошлом году. Тогда даже она заставила папу отправиться за билетами на вокзал и стала паковать чемоданы, о которых ей постоянно говорили на улице. Мол, коль не хочешь «размовляти на украинской мовичи», так маршрут известен: чемодан — вокзал — Россия.

«Но потом с утра распаковала их. Держал быт. Что есть свой дом, работа, у девчонок друзья, все вроде привычно и стабильно, так куда срываться с насиженного места? Но 24 февраля заставило быстро поменять приоритеты», — вспоминает начало СВО наша собеседница.

«Летит что-то страшное в небе»

«У нас тогда приставка к телевизору сломалась, ничего не знали. С утра это был самый обычный день, когда девчонки в школу собирались, мы с мужем перед работой кофе на кухню пошли пить. Открыла форточку на проветривание, а у нас окна на Чернобаевский аэродром выходят, поэтому к гулу пассажирских самолетов мы привыкли. А тут же видим, летит что-то страшное в небе, явно не пассажирский самолет. Потом земля дрожать начала, стены ходуном заходили, задребезжали окна. Выбежали во двор — над домами летят ракеты с огненными хвостами. Суета вокруг. Кто „война“ кричит, кто „террористический акт“, кто „учения на аэродроме“ и „взорвавшийся баллон с газом“. Но тут соседи наши выходят и столько ненависти в глазах. „Иди, вон там ваши кацапы пришли“, — говорят. А я смотрю и не пойму, ведь это не наши разборки, мы двадцать лет бок о бок жили и за одним столом на праздниках сидели, чтобы теперь вдруг рассориться по идеологическим соображениям?» — сжимает в руках кружку с остывшим кофе Наталья так, что белеют костяшки на пальцах.

Когда невольно кажется, что она не кружку пытается удержать, а те ускользающие человеческие отношения, которых вдруг резко не стало. В конце февраля, например, в магазинах ей вдруг отказались продавать продукты для детей. Дескать, «иди в поле у своих москалей проси». Но и предложенную ими гуманитарную помощь брать было не совсем безопасно. Ведь желающих тут же снимали на телефон и передавали координаты представителям так называемой «теробороны».

«Никогда не думала, что узнаем, что такое голод»

«И всем было глубоко плевать, что зарплата на работе должна была быть 25 февраля и ты теперь абсолютно без денег, что продуктов в доме осталось на несколько дней. Когда ты берешь, выкладываешь оставшийся килограмм картошки, пачку макарон, несколько луковиц и яиц на стол, зовешь девчонок на семейный совет и пытаешься разделить все это на порции. Сегодня суп на весь день приготовлю, послезавтра по три лепешки. А дальше как получится. Мы вообще с мужем старались ничего не есть, чтобы им хватало. Никогда не думала, что узнаем, что такое голод», — признается Наталья.

По ее словам, девчонки до сих пор не выбрасывают хлеб, каждую крошечку и корочку собирая в коробочку, чтобы потом покормить птиц на улице. Мать даже рада такой хозяйственности маленьких женщин, но вот какой ценой привит этот навык?

«Врагу не пожелаю пережить то, что мы. Думала, вывезу оттуда дочек со сломленной психикой. Представьте себе дом, в котором окна забиты одеялами, проклеены скотчем, чтобы стекла не летели, и недалеко от него боевая техника. У нас дети считали, сколько ракет выпущено. 21. 17. 15. Младшие не до конца понимали, что происходит. А старшая кричала первые дни, думая, что, сколько вылетает, столько и сюда же прилетит, если не больше. Тогда я просто прижимала ее к себе, не зная, чем еще помочь своей девочке. Как-то муж, чтобы отвлечь младших, полез на крышу, чтобы закачать мультики девчонкам. Связь тогда уже была плохой, ловило лишь на высоте. Долез до половины и говорит: „Ой, а у нас танк в огороде стоит“. Слазь немедленно, кричу ему. Боялась, что сейчас кто-то из сторон подумает, что снайпер на крыше, и какая разница чья пуля попадет: русская или украинская», — шепотом говорит о пережитом Наталья.

«Нас спасло то, что одетыми спали»

«Чего больше всего боялась? Что не успеем уехать. А у меня три девочки, придут такие радикалы, они же не посмотрят на возраст», — очень аккуратно подбирает слова наша героиня, боясь даже мыслей о том, что что-то может случиться с детьми. Тем более, что прецедент был.

14 марта в один из магазинов на синих «Жигулях» приехал очередной представитель теробороны и стал рассказывать гражданам, что «скоро с Николаева придем вас освобождать».

«А там наши соседи стояли. Подошли к нему и на нас пальцем показывают, типа пророссийские. Муж тогда мне шепчет: „Бегом домой, детей одних не оставляй“. А потом мы весь день на улице по очереди дежурили. Не зря. Где-то в 6:30 он забегает в дом, мол, на нашу улицу зашли неизвестные и движутся сюда. Нас спасло то, что девчонки уже тогда одетыми в куртках спали, и в доме был второй выход, о котором никто не знал. Так через поля и побежали к русским. И еще три дня рядом с военной комендатурой жили, прежде чем 19 марта нас с другими земляками эвакуировали в Россию», — рассказывает Наталья.

Когда семья со страхом ждала отправления, их поддержали российские военные. И не только словом, но и пакетом «барбарисок», который отдали девочкам.

Российские бойцы собой прикрывали детей

«Вообще не было сомнений, ехать ли. Когда на чаше весов жизнь и здоровье твоих детей или материальные блага, выбор делается очень легко. И как-то забываются машины, телевизоры, ремонты, квартиры. Не за кучку камней, а за жизнь нужно держаться, за семью, которая вместе. Когда руки-ноги есть, голова на плечах — значит, заработаем на все», — уверена Наталья.

Эвакуация, по ее словам, была организована отлично. Все старались подбодрить бегущих от националистов людей. Когда с самого утра в Херсоне не прекращались звонки, в которых военные напоминали, уговаривали мирное население, что нужно ехать, обещали помощь и поддержку. Причем стариков или лежачих больных ребята на руках вытаскивали из домов.

«А потом был паром и обстрелы украинской стороной не моста, а именно переправы, на которой находились люди. Российские военные тогда собой наших детей закрывали. Я такого милосердия никогда не видела. И такой подлости тоже. Потом еще в соцсетях после гибели стольких людей коллаж появился огромного рака, типа вот какие откормленные они теперь на Херсоне водятся. Вот что там ждало моих девочек?» — рассказывает Наталья.

Как и признается, что во время референдума по вхождению ЛНР, ДНР, Херсонской и Запорожской областей в состав России, 23 сентября одна из первых была на участке и голосовала за возвращение домой. Ведь русский, по словам нашей собеседницы, — это даже не графа в свидетельстве о рождении, это состояние души.

«Когда есть две поговорки: „отдать последнюю рубаху“ и „моя хата с краю ничего не знаю“. Первая — российская. Вторая — украинская. И вот в них наиболее емко отражена мораль нации», — объясняет Наталья, почему никогда не вернется обратно. Только если в гости и на пару дней.

Начать жизнь с чистого листа Семеновы решили в Ставрополе. Недавно семья получила жилищный сертификат и сейчас ищет под него квартиру.

«Будем жить, работать, растить дочек. Ведь это так важно — чувствовать полное единение со своей страной, понимать, что ты дома и дети твои дома, что они растут в здоровой стране со здоровыми ценностями. А это необходимо, чтобы подарить им полноценное детство и вырастить хорошими людьми, чего очень хочется», — замечает наша собеседница.